Да! Жизнь джунглей была разнообразна. Особые неприятности пришлось испытать Киму, когда он наступил на хищное растение ангу, его длинный отросток стал мгновенно извиваться как живой и, захлестнув ногу, с силой дернул в сторону. Ему повезло, что в этот момент он держался руками за ветви лианы и его не сдернуло вниз. Повезло-то повезло, но теперь он висел на одних руках, а второй ногой никак не мог зацепиться за что-нибудь, что помогло бы ему в борьбе с коварным растением. Лишь благодаря неимоверным усилиям (а может, просто немного ослабла хватка анги) ему удалось дотянуться ногой до одной из ветвей, закрепиться и начать потихоньку, по сантиметрам отвоевывать свою ногу. Как только появилась возможность, Ким достал нож и вонзил в отросток. Растение не стало испытывать судьбу и сразу отпустило ногу, отчего Ким чуть не слетел вниз уже с другой стороны. Немного придя в себя, он с удвоенной осторожностью двинулся дальше.
Чуть выше того места, где Ким едва не угодил на обед хищному растению, стали в избытке встречаться ящерки лигории, так их назвали за удивительно красивое пение: они столь старательно и красиво выводили свои трели, что певчие птицы по сравнению с ними выглядели бледно. Появились и каркуньи — эти ящерки были уже покрупнее, но, в отличие от лигорий, не имели ядовитых желез, и им приходилось старательно прятаться в листве, их присутствие угадывалось только по издаваемому ими звуку, чем-то отдаленно напоминающему кряканье уток. Каркуньям Ким обрадовался, эти существа были очень осторожны, и, когда они издавали свои звуки, это означало, что поблизости нет крупных животных. Вот в их-то обществе Ким и устроил себе еще один отдых, перед последним отрезком пути.
Вот она, домовина, действительно огромная, наконец-то Ким до нее добрался. Теперь надо было найти способ забраться внутрь. Вход, вернее сказать, выход, из которого выпадали семена, находился в нижней части образования, немного сбоку, и свисал над пропастью. Забравшись чуть выше домовины, Ким попал на второй ярус леса. Здесь ветви исполинских деревьев переплетались, образуя сплошную сеть, по которой можно было вполне сносно передвигаться. Появилось большое количество растений-паразитов, которые не имели своей корневой системы и существовали исключительно за счет других обитателей леса, причем даже за счет таких же представителей, к каким относились сами. Как добраться до домовины, Ким сообразил довольно быстро, ему даже не пришлось сильно потрудиться, он просто перекинул длинные плети одного из местных растений поближе к домовине и спустился по ним как по веревочной лестнице безо всяких проблем. Забравшись внутрь, Ким оценил, насколько ему повезло, часть семян уже покинула растение, еще два были готовы отправиться в самостоятельный путь, чем пришлось незамедлительно воспользоваться. После этого места внутри стало даже слишком много, и как-то само собой напрашивалось сравнение с уютной комнатой, количество света, проникающего внутрь через прозрачные прожилки стенки домовины, оказалось вполне достаточно. Немного освоившись, Ким приступил к реализации третьей рекомендации — озаботился поиском местных аналогов продуктов питания. А вообще-то чего тут заботиться, только протяни руку и дотянешься до растущих семян белгалы, даже если в ближайшее время он ничего не найдет, можно вполне питаться мякотью незрелых семян. Правда, при этом возникало сильное подозрение, что его пищеварительная система неадекватно отреагирует на такое количество непривычной пищи. «А впрочем, — усмехнулся про себя Ким, — на такое питание реакция как раз будет вполне адекватной».
У самого основания растущего плода белгалы Ким сделал неглубокий надрез и стал собирать в пластиковый пакетик густой белый сок, похожий на сливки. Сока набралось около полулитра, прежде чем он перестал вытекать из надреза, — немного конечно, но для пробы этого более чем достаточно. Вкус у сока был слегка сладковатый, и в то же время напоминал болтушку энергетического напитка из индивидуального пакета. Выводы, к которым пришел Ким в результате пробы, были весьма просты: если не пронесет, прожить можно. Отпраздновав таким образом свое новоселье, он начал устраиваться на ночлег. День клонился к концу, а утром надо было обследовать окрестности и заодно поискать более привычное пропитание. Единственно, что сильно действовало ему на нервы, это огромное количество летающих насекомых, хорошо еще, что, наверное, исходящий от тела человека запах был им незнаком и различная кровососущая нечисть хоть и досаждала своим жужжанием, но не пробовала его на вкус. Ладно, завтра же он поищет в округе гавлим, цветки которого испускали запах, отпугивающий почти всех насекомых джунглей, для человека же этот запах был очень приятен, а созревающие впоследствии плоды напоминали вкус превосходного, ароматного кофе.
Кулонг сидел на толстой ветке, прижавшись к дереву, его защитный цвет позволял ему полностью сливаться с окружающим пространством, с самого утра он не сделал ни малейшего движения, его внимание было направлено на одно место, и ничто не могло его отвлечь, он ждал. Подходил срок кладки яиц, и нужно было торопиться, а ему никак не везло, и вот сегодня он наконец нашел то, что ему нужно. Но как ни спешил он, инстинкт заставлял его ждать. Ждать, несмотря ни на что, даже если это будет стоить ему жизни. Кулонги никогда не устраивали собственных гнезд, не воспитывали свое потомство: все, что нужно было для их птенцов, заложено в инстинктах. Отложив яйцо в чужое гнездо, они считали свою задачу по продолжению рода выполненной и вновь могли спокойно наслаждаться жизнью. Развивающийся птенец прежде всего съедал соседних птенцов, а когда подходило время, то и выкормивших его приемных родителей. Видимо, со временем популяции птиц, на время покидающих свои гнезда, стали уменьшаться, оставшиеся ни при каких обстоятельствах не прерывали свою вахту до появления потомства; сменяя друг друга, родители ни на минуту не оставляли гнездо без присмотра. Никто не может сказать, когда это произошло, но кулонги нашли выход, и выход этот был крайне опасен для них, для их будущего потомства, да и для всего живого в той части джунглей, где они откладывали яйца.